Рассказы о родине для школьников

• Стихи о Родине,  о России
• И сладко песнь в честь родины поётся, И кровь кипит, и сердце гордо бьётся, И с радостью внимаешь звуку слов:

«Я Руси сын! здесь край моих отцов!»

1. И. Никитин
2. ◘ Для самых маленьких
3. ◘ Для старших школьников
4. Кремлёвские звёзды

Кремлёвские звёзды Над нами горят, Повсюду доходит их свет! Хорошая Родина есть у ребят, И лучше той Родины Нет!

• (С. Михалков)
• Лучше нет родного края

Жура-жура-журавель! Облетал он сто земель. Облетал, обходил,

Крылья, ноги натрудил.

Мы спросили журавля:– Где же лучшая земля? – Отвечал он, пролетая:– Лучше нет родного края!

(П. Воронько)

Родная земля

Холмы, перелески, Луга и поля — Родная, зелёная Наша земля. Земля, где я сделал Свой первый шажок, Где вышел когда-то К развилке дорог. И понял, что это Раздолье полей — Частица великой

1. Отчизны моей.
2. (Г. Ладонщиков)

Родное гнёздышко Ласточки-певуньи Над моим окном Лепят, лепят гнёздышко… Знаю, скоро в нём Птенчики появятся, Станут голосить, Будут им родители Мошкару носить. Выпорхнут малютки Летом из гнезда, Полетят над миром, Но они всегда Будут знать и помнить, Что в краю родном Их приветит гнёздышко Над моим окном.

• (Г. Ладонщиков)
• Родина
• Родина –

слово большое, большое! Пусть не бывает на свете чудес, Если сказать это слово с душою, Глубже морей оно, выше небес! В нем умещается ровно полмира: Мама и папа, соседи, друзья. Город родимый, родная квартира, Бабушка, школа, котенок … и я. Зайчик солнечный в ладошке, Куст сирени за окошком И на щечке родинка – Это тоже Родина.

(Т. Бокова)

 

Родина

Вешняя, бодрая, Вечная, добрая, Трактором вспахана, Счастьем засеяна — Вся на глазах она С юга до севера! Родина милая, Родина русая, Мирная-мирная Русская-русская…

1. (В. Семернин)
2. Наша Родина И красива и богата Наша Родина, ребята. Долго ехать от столицы
3. До любой ее границы.
4. Все вокруг свое, родное: Горы, степи и леса: Рек сверканье голубое,
5. Голубые небеса.

Каждый город Сердцу дорог, Дорог каждый сельский дом. Все в боях когда-то взято И упрочено трудом!

(Г. Ладонщиков)

С добрым утром! Встало солнце над горою, Мрак ночной размыт зарёю, Луг в цветах, как расписной… С добрым утром, Край родной! Шумно двери заскрипели, Птицы ранние запели, Звонко спорят с тишиной… С добрым утром, Край родной! Люди вышли на работу, Пчёлы мёдом полнят соты, В небе тучки – ни одной… С добрым утром, Край родной!

(Г. Ладонщиков)

Здравствуй, Родина моя Утром солнышко встает, Нас на улицу зовёт. Выхожу из дома я: – Здравствуй, улица моя! Я пою и в тишине Подпевают птицы мне. Травы шепчут мне в пути: – Ты скорей, дружок, расти! Отвечаю травам я, Отвечаю ветру я, Отвечаю солнцу я:

• – Здравствуй, Родина моя!
• (В. Орлов)

Главные слова В детском садике узнали Мы прекрасные слова. Их впервые прочитали: Мама, Родина, Москва. Пролетят весна и лето. Станет солнечной листва. Озарятся новым светом Мама, Родина, Москва. Солнце ласково нам светит. Льется с неба синева. Пусть всегда живут на свете

Мама, Родина, Москва! (Л. Олифирова)

1. Родной причал
2. Глядит на море Пристально Встречающий народ: К своей родимой пристани Подходит пароход. До этого мгновения Прошёл он сто дорог, Наверно, от волнения
3. Охрип его гудок.
4. В его иллюминаторы Заглядывали скалы, И солнышко экватора Борта его ласкало. Моря его качали, Ветра над ним рычали, Но чёрными ночами За тридевять морей Он думал о причале
5. На Родине своей.
6. И вот на море Пристально В порту глядит народ – К своей Родимой пристани Подходит пароход. Огромный И железный, он тихо заурчал И нежно, Нежно, Нежно
7. Потёрся о причал.
8. (В. Орлов)
9. Наш край

То берёзка, то рябина, Куст ракиты над рекой. Край родной, навек любимый, Где найдёшь ещё такой! От морей до гор высоких, Посреди родных широт — Всё бегут, бегут дороги, И зовут они вперёд. Солнцем залиты долины, И куда ни бросишь взгляд — Край родной, навек любимый, Весь цветёт, как вешний сад. Детство наше золотое! Всё светлей ты с каждым днём Под счастливою звездою

• Мы живём в краю родном!
• (А. Пришелец)
• наверх ▲

Что мы Родиной зовём Что мы Родиной зовём? Дом, где мы с тобой живём, И берёзки, вдоль которых Рядом с мамой мы идём. Что мы Родиной зовём? Поле с тонким колоском, Наши праздники и песни, Тёплый вечер за окном. Что мы Родиной зовём? Всё, что в сердце бережём, И под небом синим-синим Флаг России над Кремлём.

1. (В. Степанов)
2. Необъятная страна Если долго-долго-долго В самолёте нам лететь, Если долго-долго-долго На Россию нам смотреть, То увидим мы тогда И леса, и города, Океанские просторы, Ленты рек, озёра, горы… Мы увидим даль без края, Тундру, где звенит весна, И поймём тогда, какая, Наша Родина большая, Необъятная страна.
3. (В. Степанов)
4. Какая наша Родина!
5. Цветёт над тихой речкой яблоня.
6. Сады, задумавшись, стоят.
7. Какая Родина нарядная,
8. Она сама как дивный сад!
9. Играет речка перекатами,
10. В ней рыба вся из серебра,
11. Какая Родина богатая,
12. Не сосчитать её добра!
13. Бежит волна неторопливая,
14. Простор полей ласкает глаз.
15. Какая Родина счастливая,
16. И это счастье всё для нас!
17. (В. Боков)
18. Родная земля
19. Есть своя родная земля У ручья и у журавля. И у нас с тобой есть она –
20. И земля родная одна.
21. (П. Синявский ■)  
22. Россия
23. Здесь тёплое поле наполнено рожью,
24. Здесь плещутся зори в ладонях лугов.
25. Сюда златокрылые ангелы Божьи
26. По лучикам света сошли с облаков.
27. И землю водою святой оросили,
28. И синий простор осенили крестом.
29. И нет у нас Родины, кроме России –
30. Здесь мама, здесь храм, здесь отеческий дом.
31. (П. Синявский ■)

Рисунок На моём рисунке Поле с колосками, Церковка на горке Рядом с облаками. На моём рисунке Мама и друзья, На моём рисунке Родина моя. На моём рисунке Лучики рассвета, Рощица и речка, Солнышко и лето.

На моём рисунке Песенка ручья, На моём рисунке Родина моя. На моём рисунке Выросли ромашки, Вдоль по тропке скачет Всадник на коняшке, На моём рисунке Радуга и я, На моём рисунке Родина моя.

На моём рисунке Мама и друзья, На моём рисунке Песенка ручья, На моём рисунке Радуга и я, На моём рисунке

• Родина моя.
• (П. Синявский ■)
• Родная песенка Льётся солнышко весёлое Золотыми ручейками Над садами и над сёлами,
• Над полями и лугами.
• Здесь идут грибные дождики, Светят радуги цветные, Здесь простые подорожники
• С детства самые родные.
• Тополиные порошицы Закружились на опушке, И рассыпались по рощице
• Земляничные веснушки.
• Здесь идут грибные дождики, Светят радуги цветные, Здесь простые подорожники
• С детства самые родные.
• И опять захороводили Стайки ласточек над домом, Чтобы снова спеть о Родине
• Колокольчикам знакомым.
• (П. Синявский ■)  
• Край родной Лесок весёлый, родные нивы, Реки извивы, цветущий склон, Холмы и сёла, простор привольный
• И колокольный певучий звон.
• С твоей улыбкой, с твоим дыханьем Сливаюсь я. Необозримый, Христом хранимый, Мой край родимый,
• Любовь моя.
• (М. Пожарова)
• наверх ▲
• Родина

Если скажут слово «родина», Сразу в памяти встаёт Старый дом, в саду смородина, Толстый тополь у ворот, У реки берёзка-скромница И ромашковый бугор… А другим, наверно, вспомнится Свой родной московский двор. В лужах первые кораблики, Где недавно был каток, И большой соседней фабрики Громкий, радостный гудок. Или степь от маков красная, Золотая целина… Родина бывает разная,

1. Но у всех она одна!
2. (З. Александрова)  
3. Над родной землёю
4. Летают самолёты

над нашими полями…

• А я кричу пилотам:
• «Меня возьмите с вами!
• Чтоб над родной землёю
• пронёсся я стрелою,
• увидел реки, горы,
• Долины и озёра,
• и зыбь на Чёрном море,
• и лодки на просторе,
• равнины в буйном цвете
• и всех детей на свете!»
• (Р. Босилек)

Дождик, дождик, где ты был?..

– Дождик, дождик, где ты был? – Я по небу с тучкой плыл! – А потом ты что – разбился? – Ой, нет-нет, водой разлился, Капал, капал вниз, упал – Прямо в речку я попал! А потом я плыл далёко В речке быстрой, синеокой, Любовался всей душой Нашей Родиной большой! Ну а после испарился, К тучке белой прикрепился, И поплыл, скажу я вам, К дальним странам, островам. И теперь над океаном Я всё вдаль плыву с туманом! Хватит, ветер, дальше дуть – Нужно плыть в обратный путь. Чтобы с речкой повстречаться, Чтоб с ней в лес родной помчаться! Любоваться чтоб душой Нашей Родиной большой. Так что, ветер, друг ты мой, С тучкой мы спешим домой! Нас ты, ветер, подгоняй – Тучку к дому направляй! Ведь по дому я скучаю… Ну-ка, тучку раскачаю! К дому ух как тороплюсь…

1. Скоро-скоро к вам вернусь!
2. (К. Авдеенко ■)  
3. Поезжай за моря-океаны
4. Поезжай за моря-океаны,
5. Надо всею землёй пролети:
6. Есть на свете различные страны,
7. Но такой, как у нас, не найти.
8. Глубоки наши светлые воды,
9. Широка и привольна земля,
10. И гремят, не смолкая, заводы,

И шумят, расцветая, поля…

• (М. Исаковский)
• Родимая страна
• На широком просторе
• Предрассветной порой
• Встали алые зори
• Над родимой страной.
• С каждым годом всё краше

Дорогие края…

1. Лучше Родины нашей
2. Нет на свете, друзья!
3. (А. Прокофьев)
4. Привет
5. Привет тебе, мой край родной,
6. С твоими тёмными лесами,
7. С твоей великою рекой,
8. И неоглядными полями!
9. Привет тебе, народ родимый,
10. Герой труда неутомимый,
11. Среди зимы и в летний зной!
12. Привет тебе, мой край родной!
13. (С. Дрожжин)
14. наверх ▲

Журавлёнок

Источник: http://zanimatika.narod.ru/RF7.htm

Дмитрий Глуховский — Рассказы о Родине

Дмитрий Глуховский

Рассказы о Родине

— Михаил Семенович! Проснитесь! Там такое… — потряс профессора Готлиба за плечо ассистент.

Готлиб закряхтел и повернулся на другой бок. Ничего «такого» в этой бездарной и бессмысленной экспедиции быть не могло. Ничего, кроме кровожадной мошки, способной, наверное, сожрать за десять минут целую корову. Ничего, кроме комаров размером с откормленную дворнягу, ничего, кроме пота и водки. Да еще пыль, грязь и камень.

Поперся на старости лет.

— Пшел, — предложил Готлиб ассистенту.

— Михаил Семенович! — тот не сдавался. — Михаил Семенович! Бур провалился! И мы что-то нашли!

Профессор раскрыл глаза. Сквозь брезент палатки просачивались первые лучи восходящего солнца. У изголовья валялась пачка анальгина и граненый стакан. Рядом лежала общая тетрадь с его теоретическими выкладками.

Когда экспедиция закончится, он сможет мелко порезать эти клетчатые листочки, заправить их подсолнечным маслом и сожрать. Зря потраченное время.

— Михаил Семенович! — отчаянно протянул ассистент. — Люди всю ночь работали… Вас только в последний момент уже стали будить, когда поняли, что нашли…

— Что нашли? — наконец очнулся профессор.

— Мы не знаем!

Готлиб вскинулся, зябко обнял волосатые плечи, выдохнул.

— Ладно. Иди там… Я сейчас. Соберусь…

Неужели они нашли то, за чем ехали в эту идиотскую экспедицию? Экспедицию, из-за которой он поругался с женой. Из-за которой пошел на обострение со своим хроническим простатитом и остеохондрозом… А ведь вроде научились мирно сосуществовать за последние двадцать лет! В экспедицию, из-за которой Готлиб после мирной кабинетной работы решился снова выбраться в поле.

И зачем ему это все было?

А затем, что довольно успешный и довольно признанный доктор геолого-минералогических наук, профессор Михаил Семенович Готлиб, советский и российский ученый, совершенно не был доволен своим положением. Он шел в науку, чтобы стать великим.

Чтобы сделать открытия, которые смогли бы перевернуть мир. А наработал, в лучшем случае, только на полторы строчки в энциклопедии.

И случись ему откинуть копыта, эти бессмертные ослы в Академии наук еще придут потоптаться на его могиле, а потом сделают все возможное, чтобы статью в полторы строчки даже не включали в переиздание! Вражье…

— Господи, да что же там такое?! — вскрикнула на улице девушка.

Бабы.

Готлиб натянул портки, посадил на нос очки — как у Киссинджера, напялил накомарник и ткнул непослушные ноги в резиновые сапоги.

Век бы он не видал этой полевой романтики! Отчего-то, когда с возрастом становится невозможно крутить башкой по сторонам, пропадает и желание ею крутить.

А какой у него замечательный и уютный кабинет! Там тепло и нет клещей, и нет мошки´, и сортир в десяти шагах по коридору, и, чтобы вскипятить чаю, не надо посылать никого за водой к реке…

Но, конечно, за такую крамолу первосвященники из Академии сразу его распнут. Если только он не сумеет представить доказательства… Пробы пород… Свидетельства процессов, которые идут уже сейчас — пока на больших глубинах…

Назавтра после своего юбилея — праздновал семьдесят пять — он все-таки решился.

Скрупулезно рассчитал, где должно находиться искомое место, договорился со старым другом, который из геологоразведки пошел в директора горнодобывающего комбината, выбил грант, поссорился с женой, забил полчемодана лекарствами, проворочался трое суток в поезде, потом протрясся еще трое на «козле» по бездорожью, а теперь вот уже полгода торчит в сибирской глуши.

И все тщетно.

— Профессор! Ради бога, взгляните на это!

Мамонта кусок, что ли, откопали? Или трилобита какого-нибудь?

Готлиб откинул полог палатки, прошаркал мимо охраны за частокол — мало ли в тайге зверья — и остановился у входа в шахту. Вокруг толпились рабочие, геологи, стоял с двустволкой наперевес сторож. Люди испуганно перешептывались, тыча пальцами…

Что же там такое?! Готлиб протиснулся внутрь круга.

В середине лежала, подергивая огромными кожистыми крыльями, омерзительная тварь. Из размозженной плоской башки натекла лужа черной крови. Взгляд зеленых глаз с узкими горизонтальными зрачками был неподвижен. Но веки опускались и поднимались еще время от времени, а ребра вздымались в редких тяжелых вздохах.

— Никита подстрелил, — сообщил Готлибу ассистент, кивая на алкоголика-сторожа.

— Я сначала думал — белочка, — икнул Никита, зачем-то вытирая руки о грязный тельник. — То есть — все, белочка.

Профессор подошел к твари поближе и ткнул ее резиновым наконечником своей палки.

— Откуда оно взялось? — спросил он.

— Из шахты, — отозвался кто-то из рабочих.

— И как же, интересно, оно попало в шахту? — обернулся на голос Готлиб.

— Оно там… было, — шепотом ответил рабочий. — Мы его освободили.

— Исключено, — отрезал профессор. — На глубине в три километра? Это антинаучно!

Внезапно бестия вздрогнула и подняла голову. Горизонтальные, словно у козы, зрачки, совершенно неуместные на отвратительной харе, нацелились на Готлиба. Пасть, на акулий манер усеянная острыми клыками, раскрылась…

И тварь загоготала.

Чудовищный, невозможный звук: смесь хохота и басовитого, слишком низкого для человеческого горла бараньего блеяния.

Отсмеявшись, она запрокинула голову и подохла. А еще через несколько минут, когда солнце окончательно вышло уже из-за сопки, под его прямыми лучами туша вдруг задымилась и сгинула.

— Антинаучно, — глядя на бурую лужицу сквозь запотевшие очки, повторил Готлиб.

* * *

«Россия поможет Ирану построить ядерный реактор» — ползла по экрану новостная строчка. Диктор шлепал губами, но звук у этих телевизоров был не предусмотрен.

Впрочем, спасибо. Хоть ненадолго отвлекся… Потому что сейчас, в минуты вынужденного безделья — пока не позовут на посадку, Михаилу Семеновичу было совсем непросто в одиночку отбиваться от насевших тревожных мыслей.

Источник: https://nice-books.ru/books/proza/sovremennaja-proza/15647-dmitrii-gluhovskii-rasskazy-o-rodine.html

Рассказы о Родине для школьников

Рассказы о любви к Родине, даже в чужом краю возникает тоска и очень сильная печаль по Родине.

Давно уже нет в живых того матроса, который кораблём в Англию прибыл и в городе Лондоне занедужил, а сказка о нём живёт.

Остался русский матрос в городе Лондоне. В хорошую больницу его положили. Провианту, денег оставили:

— Выздоравливай, дружба, и жди свой корабль!

Сказали так корабельные дружки и ушли обратным курсом в родную русскую землю.

Недолго болел матрос. Хорошими лекарствами его лечили. Микстуру там, порошков, капель не жалели. Ну, да и жизнь своё взяла. Архангельских кровей парень — коренных поморских родителей сын. Такого разве болезнью сломишь!

Выписался матрос из больницы. Бушлатик почистил, пуговицы надраил. Ну, и остальным предметам одежды жаркий утюг дал. В гавань отправился — земляков поискать.

— Нет здесь твоих земляков, — говорят ему в гавани. — Исландия третью неделю туманы гонит. Откуда русским парусам в Лондоне быть?

— Не беда, — говорит матрос. — Я глазастый. И на ваших кораблях землячков сыщу.

Сказал так и на английский корабль ступил. Ноги о матик вытер, флагу честь отдал. Представился.

Англичанам это любо. Потому как морской порядок везде один.

— Смотри ты каков! По всей форме моряк. Только жалко, что земляков тебе на нашем королевском корабле не сыскать.

• А матрос на это улыбается, ничего не говорит, к грот-мачте направляется.
• «Зачем, — думают моряки, — ему наша грот- мачта понадобилась? »
• А русский матрос подошёл к ней, погладил её рукой и говорит:
• — Здорово, землячка, архангельская сосна!
• Очнулась мачта, ожила.
• Будто от долгого сна проснулась. Мачтовым русским бором зашумела, янтарной смоляной слезой прослезилась:

— Здравствуй, земляк! Рассказывай, как дома дела.

Переглянулись английские моряки:

— Смотри ты, какой глазастый! Землячку на нашем корабле сыскал.

А матрос тем временем с грот-мачтой задушевные разговоры разговаривает. Какие дома дела, рассказывает, мачту обнимает:

— Ах ты, милая моя, хорошая! Мачтовое ты чудо-дерево. Дух твой род ной-лесной ветры не выдули. Гордость твою шторма не согнули.

Смотрят английские моряки — и борта корабля русскому матросу улыбаются, палуба под его ноги стелется. А он в них родной сердцу узор узнаёт, родные леса и рощи видит.

— Гляди ты, сколько у него земляков! На чужом корабле как дома, — шепчут про себя английские моряки. — И паруса к нему ластятся.

Ластятся к матросу льняные паруса, и конопельные-корабельные канаты-швартовы у его ног извиваются, как к родному льнут.

— А паруса-то к тебе зачем ластятся? — спрашивает капитан. — Они-то ведь в нашем городе Лондоне вытканы.

— Это так, — отвечает матрос. — Только до этого-то они льном-долгунцом на псковской земле росли. Как мне не приголубить их! Да и те же канаты взять. И они ведь у нас четырёх — пятиаршинной коноплёй уродились. Поэтому и к вам пожаловали.

— Ну до чего ж я в хорошую компанию попал! — радуется матрос.

— Ах, какой ты глазастый, русский матрос! Везде своё родное разглядеть можешь. Дорого, видно, тебе оно.

— Дорого, — ответил матрос и принялся такое про наши края рассказывать, что зыбь на море стихла, чайки на воду сели.

Вся команда заслушалась.

А в это время на главной лондонской колокольне часы отбивать стали. В большой колокол ударили. Далеко его бархатный звон над полями, лесами, реками поплыл и по-над морем пошёл.

Слушает этот звон русский моряк, не наслушается. Даже глаза закрыл. А звон дальше и дальше разносится, на низкой, отлогой волне укачивает. Нет равного ему голоса на всех колокольнях старой Англии. Старик остановится, вздохнёт, девица улыбнётся, дитя стихнет, когда этот большой колокол зазвонит.

Молчат на корабле, слушают. Любо им, что русскому матросу звон ихнего колокола по душе пришёлся.

1. Тут моряки, смеясь, спрашивают матроса:
2. — Не земляка ли опять ты в колоколе признал?
3. А матрос им в ответ:

— Не могу твёрдо сказать, а голос у колокола знакомый. С московским выговором, с русской протяжностью.

Удивился английский капитан, как это русский матрос своё родное не только видеть, но и слышать может. Удивился, а про колокол ничего не сказал, хотя он и доподлинно знал, что этот колокол русские мастера в Московии для Англии отливали и русские кузнецы ладный ему язык выковали.

Промолчал корабельный капитан. А по какой причине промолчал, про то сказка молчит. И я помолчу.

А что касаемо большого колокола на самой большой, Вестминстерской, колокольне старой Англии, так он и по сей день русским кованым языком английские часы отбивает. Бархатно отбивает, с московским выговором.

Не всем, конечно, его звон по душам да по ушам, только теперь уж ничего сделать нельзя. Не снимать же колокол!

А сними — так он ещё громче в людской молве благовестить начнёт.

Пускай уж висит, как висел, да с московскими кремлёвскими братьями-колоколами перезванивается, да толкует о голубом небе, о тихой воде,

о солнечных днях. О дружбе.

• Ночью снежинки при электричестве рождались из ничего: небо было звёздное, чистое.
• Пороша складывалась на асфальте не просто как снег, а звёздочка над звёздочкой, не сплющивая одна другую.
• Казалось, прямо из ничего бралась эта редкая пороша, а между тем, как я подходил к своему жилищу в Лаврушинском переулке, асфальт от неё был седой.
• Радостно было моё пробуждение на шестом этаже.

Москва лежала, покрытая звёздной порошей, и, как тигры по хребтам гор, везде ходили по крышам коты. Сколько чётких следов, сколько весенних романов: весной света все коты лезут на крыши.

И даже когда я спустился вниз и проехал по улице Горького, радость весны света меня не оставила. При лёгком утреннике в лучах солнца была та нейтральная среда, когда пахнет самая мысль: подумаешь о чём-нибудь, и этим самым запахнет.

1. Воробей спустился с крыши Моссовета и утонул по шею в звёздной пороше.
2. Он до нашего прихода успел хорошо выкупаться в снегу, а когда ему из-за нас пришлось улетать, то от ветра его крыльев разлетелось
3. вокруг столько звездочек, что кружок почти в целую большую шапку почернел на асфальте.

— Видели? — сказал один мальчик трём девочкам.

• И дети, глядя вверх на крышу Моссовета, стали дожидаться второго слёта весёлого воробья.
• Весна света согревается полднями.
• Пороша к полудню растаяла, и радость моя притупилась, но не исчезла, нет!
• Как только замёрзли к вечеру лужи, запах вечернего мороза опять вернул меня к весне света.
• Так вечерело, но голубые вечерние звёзды не показались в Москве: всё небо оставалось голубым и медленно синело.
• На этом новом голубом фоне в домах там и тут вспыхивали лампы с разноцветными абажурами; никогда этих абажуров в сумерках не увидишь зимой.
• Возле полузамёрзших луж от растаявшей звёздной пороши всюду слышался детский восторженный крик, детская радость наполняла весь воздух.
• Так дети в Москве начинают весну, как в деревне начинают её воробьи, потом грачи, жаворонки, в лесах тетерева, на реках утки и кулики на болотах.
• От детских весенних звуков в городе, как всё равно от птичьих криков в лесах, мои ветхие одежды с тоской и гриппом вдруг свалились.
• Настоящий бродяга при первых весенних лучах и вправду часто бросает своё тряпьё при дороге.

Лужи быстро везде замерзали. Одну я попробовал ткнуть ногой, и стекло разлетелось вдребезги с особенным звуком: др. др. др.

1. Бессмысленно про себя, как это бывает у стихотворцев, стал я повторять этот звук, прибавляя подходящие гласные: дра, дря, дри, дриан.
2. И вдруг из этой бессмысленной дряни вышла сначала любимая моя богиня Дриана (душа дерева, леса), а потом и Дриандия, желанная страна, в которую ещё утром при звёздной пороше начал я своё путешествие.
3. Я так этому обрадовался, что несколько раз вслух, пробуя на звучность, повторил, ни на кого вокруг не обращая внимания:

— Что он сказал? — спросила одна девочка у другой позади меня. — Что он сказал?

Тогда все девочки и мальчики с другой лужи бросились догонять меня.

— Вы что-то сказали? — спросили они меня все разом.

• — Да, — ответил я, — слова мои были такие: «Где тут Малая Бронная?»
• Какое разочарование, какое уныние произвели мои слова: оказалось, что мы и стояли-то как раз на этой Малой Бронной.
• — Мне кажется, — сказала одна маленькая девочка с плутовскими глазами, — вы что-то совсем другое сказали.

— Нет, — повторил я, — мне нужна Малая Бронная, иду к моим хорошим знакомым в дом номер тридцать шесть. До свиданья!

1. Они остались в кружке, недовольные, и, наверно, сейчас обсуждали между собой эту странность: было что-то вроде как бы Дриандия, и оказалось — обыкновенная Малая Бронная!
2. Отойдя от них на значительное расстояние, я остановился у фонаря и громко им крикнул:
3. Услышав это во второй раз, уверившись, бросились дети с дружным криком:
4. — Страна вольных сванов, — ответил я.
5. — Это, — начал я спокойно рассказывать, — люди не очень большие ростом, но сильно вооружённые.
6. Мы вошли под чёрные, старые деревья Пионерских прудов.

Большие матовые электрические фонари, как луны, показывались нам из-за деревьев. Закрайки пруда были покрыты льдом.

Одна девочка попробовала стать, лёд затрещал.

— Да ты с головой уйдёшь! — крикнул я.

— С головой? — засмеялась она. — Как это — с головой?

— С головой, с головой! — повторили ребята.

И, прельщённые возможностью уйти с головой, бросились на лёд.

Когда же всё кончилось благополучно и никто с головой не ушёл, дети опять явились ко мне, как к старому своему приятелю, и попросили ещё рассказать о маленьких, но сильно вооружённых людях Дриандии.

— Люди эти, — сказал я, — всегда держатся по двое. Один отдыхает, а другой везёт его на салазках, и оттого время даром у них не пропадает. Они во всём помогают друг другу.

• — А зачем они сильно вооружены?
• — Они должны охранять от врагов свою родину.
• — А почему они на салазках, у них вечная зима?

— Нет, у них всегда, как вот теперь у нас, — ни лето и ни зима, у них всегда весна света: лёд под ногами хрустит, иногда проваливается, и тогда бедные сваны уходят под лёд с головой, другие их тут же спасают. Голубые звёзды вечером у них не показываются: небо у них такое голубое, светлое, и, как только вечер, везде в окнах загораются разноцветные лампочки.

1. Я им рассказывал то самое, что бывает в Москве весной света, как сейчас, и никто из них не догадывался, что моя волшебная Дриандия находится тут же, в Москве, и что так скоро за эту Дриандию мы все пойдём на войну.
2. Мы пошли в театр.
3. Мы шли парами, и всюду были лужи, лужи, лужи, потому что только что прошёл дождь.
4. И мы прыгали через лужи.
5. Мои новые синие колготки и мои новые красные туфли стали все в чёрных брызгах.
6. И Люськины колготки и туфли тоже!

А Сима Коростылева разбежалась и прыгнула в самую середину лужи, и весь подол нового зелёного платья стал у нее чёрный! Сима стала его выжимать, и платье стало как мочалка, всё мятое и мокрое внизу. И Валька решила ей помочь и стала платье разглаживать руками, и от этого на Симином платье образовались какие-то серые полосы, и Сима очень расстроилась.

Но мы сказали ей:

— Не обращай внимания! — и пошли дальше.

И Сима перестала обращать внимание и снова стала прыгать через лужи.

И всё наше звено прыгало — и Павлик, и Валька, и Бураков. Но лучше всех, конечно, прыгал Коля Лыков. Брюки у него были мокрые до колен, ботинки совершенно промокли, но он не унывал.

• Да и смешно было унывать от таких пустяков!
• Вся улица была мокрая и блестела от солнца.
• Над лужами поднимался пар.
• Воробьи трещали на ветках.

Красивые дома, все как новенькие, только что выкрашенные в жёлтый, светло-зелёный и розовый цвет, глядели на нас чистыми весенними окнами.

Они радостно показывали нам свои чёрные резные балкончики, свои белые лепные украшения, свои колонночки между окнами, свои разноцветные плиточки под крышами, своих вылепленных над подъездами весёлых танцующих тётенек в длинных одеждах и серьёзных печальных дяденек с маленькими рожками в кудрявых волосах.

Все дома были такие красивые!

Такие не похожие один на другой!

И это был Центр. Центр Москвы. Садовая улица. И мы шли в кукольный театр.

Шли от самого метро! Пешком! И прыгали через лужи! Как я люблю Москву! Мне даже страшно, как я ее люблю! Мне даже плакать хочется, как я ее люблю! У меня всё в животе сжимается, когда я смотрю на эти старинные дома, и как люди куда-то бегут, бегут, и как несутся машины, и как солнце сверкает в окнах высоченных домов, и машины визжат, и орут на деревьях воробьи.

А дальше мы были в театре и смотрели спектакль. Интересный спектакль. Два часа смотрели, даже устали. И на обратном пути все уже торопились домой и не захотели идти пешком, как я ни просила, и мы сели в автобус и до самого метро ехали в автобусе.

Источник: http://argi.su/moj-rebenok/rasskazy-o-rodine-dlya-shkolnikov

Сказки про Родину — 1 "Б" класс

Несколько сказок, которые сочинили ученики нашего класса.

Путешествие в страну голубых озёр

В одной далёкой стране жил мальчик по имени Дэн. В его стране всегда было холодно, кругом было много снега и льда. Он дружил с белыми медведями, тюленями моржами. Однажды мальчик заметил медведицу, которая тревожно бегала и звала на помощь.

Дэн поспешил к ней. Оказалось, что её медвежонок поранил лапу. Дэн перевязал ему лапу. Медведица была благодарна мальчику за помощь.

• — Что я могу для тебя сделать?
• -Я мечтаю побывать в стране, где есть много лесов, рек, озёр, где живут зубры, белки, лоси и много птиц.
• — Я исполню твоё желание.

Мальчик закрыл глаза. Через некоторое время он оказался в чудесной стране.

Его удивили вековые леса, дубравы и пущи, синева рек и озёр, пение птиц, трудолюбивые и приветливые люди, чистота городов и посёлков. На полях работают тракторы и комбайны.

Мальчик подумал: « Я хотел бы жить в этой стране, а как же она называется? Я спрошу у прохожих.» Они ответили: «Это самая лучшая страна – Беларусь!»

Антропов Артём

Любопытный муравей

Жил-был маленький муравьишка, в своем маленьком муравейнике. Таскал траву, веточки и думал, что его страна такая же маленькая.

Однажды он увидел большого голубя и спросил у него:

— А правда, что наша страна такая маленькая?

— Нет, она очень большая и красивая. Хочешь посмотреть на неё?

1. — Конечно хочу!
2. — Тогда садись ко мне на спину и полетели
3. Когда они летели, муравьишка увидел зелёные леса, чистые реки и озёра, высокие дома, ровные поля.
4. А когда муравьишка прилетел домой, он всем рассказывал, какая большая и красивая наша страна.
5. Пикула Полина

Беларусь синеокая

В семье аистов родились птенцы, два мальчика и одна девочка. Мама и папа все лето готовили своих птенцов к долгому перелету. Когда настало время улетать, отец сказал своим детям. Нам предстоит трудный перелет.

Это экзамен и для нас с мамой и для вас. Когда мы прилетим на место, в тёплые края, Вас ждет еще один экзамен. Новым друзьям надо рассказать о своей Родине. Мне интересно послушать, что вы мои дети, можете рассказать о своем родном крае.

Задумались птенцы. Вот, что они рассказали.

Наша Родина — Беларусь синеокая, где текут серебристые реки Неман, Днепр, Припять. На нашей родине самые светлые рассветы и алые закаты.

По утрам капельки росы похожие на маленькие радуги, блестят и переливаются на листьях ромашек и клевера. А когда цветет лен, кажется, что небо упало на землю. Поля пахнут медом и гречкой. В лесах гудят дубы-богатыри, по веткам многовековых сосен и елей прыгают белки.

Под ветром гнутся березки-невесты, шелестят своими листочками осинки-сестрички. В лесах много ягод и грибов. На болоте звонко переговариваются, квакая лягушки, а осенью зреет клюква и тогда кажется, будто земля усыпана алыми бусинами.

С высоты птичьего полёта можно наблюдать, как плещется рыба в озере, сверкая на солнце чешуёй. Медведица со своим медвежонком лакомится малиной, папа волк учит охоте волчат, как лисы роют нору и лось пробирается через чащу. А еще нам, аистам, помогают люди.

Они строят нам гнездовья, и взяли нас по свою охрану. Как и многих других животных и растения.

— Спасибо дети, порадовали вы меня — сказал отец. А теперь нам надо собираться в дальний перелет в теплые края. Чтобы следующей веной вновь вернуться в родные края.

Гранковский Антон

Беларусь – синеокая

Жила была девушка. Были у нее волосы длинные, длинные и белые, белые.

Возьмет она гребешок причешет их – засияет солнышко над землей яркими лучами. Заплетет косу – затрещат морозы, покроются реки и озера льдом, стоят сосны великаны и дубы колдуны в белых снеговых шапках.

• Махнет она правой рукой – бегут девушки на луга плести венки из одуванчиков и ромашек; махнет левой – несут дедушки и бабушки из леса полные лукошки красной земляники, малины и грибов.
• Зайдет девушка красавица в лес крикнет
• — АУ –
• прискачет к ней серый зайка, прибежит рыжая лиса, прилетит белый аист.

Приехали как-то к девушке гости с разных заморских стран. Усадила она их за столы дубовые, застелила скатерти льняные, хлопнула в ладоши 1 раз – появились на столе горшочки полные горячей картошки, хлопнула 2 раза-появились кувшины с парным молоком, хлопнула 3 раза-откуда не возьмись, наклонились прямо к столу тяжелые ветки деревьев, усыпанные румяными ароматными яблоками и грушами.

1. Спросили гости:
2. — Как зовут тебя красавица голубоглазая?
3. — Беларусь – синеокая, ответила девушка.
4. Сенько Полина

Источник: https://3b.uma.by/novosti/skazki-pro-rodinu.html

Лучшие рассказы для детей о Родине

Рассказы о Родине, о земле нашей русской, о бескрайних просторах родного края в произведениях русской классики известных писателей и педагогов Михаила Пришвина, Константина Ушинского, Ивана Шмелёва, Ивана Тургенева, Ивана Бунина, Евгения Пермяка, Константина Паустовского.

Пришвин М.М.

Мать моя вставала рано, до солнца. Я однажды встал тоже до солнца, чтобы на заре расставить силки на перепёлок. Мать угостила меня чаем с молоком. Молоко это кипятилось в глиняном горшочке и сверху всегда покрывалось румяной пенкой, а под этой пенкой оно было необыкновенно вкусное, и чай от него делался прекрасным.

Это угощение решило мою жизнь в хорошую сторону: я начал вставать до солнца, чтобы напиться с мамой вкусного чаю. Мало-помалу я к этому утреннему вставанию так привык, что уже не мог проспать восход солнца.

И часто-часто я думаю: что, если бы мы так для работы своей поднимались с солнцем! Сколько бы тогда у людей прибыло здоровья, радости, жизни и счастья!

После чаю я уходил на охоту за перепёлками, скворцами, соловьями, кузнечиками, горлинками, бабочками. Ружья тогда у меня ещё не было, да и теперь ружьё в моей охоте необязательно.

Моя охота была и тогда и теперь — в находках. Нужно было найти в природе такое, чего я ещё не видел, и может быть, и никто ещё в своей жизни с этим не встречался…

Хозяйство моё было большое, тропы бесчисленные.

Мои молодые друзья! Мы хозяева нашей природы, и она для нас кладовая солнца с великими сокровищами жизни. Мало того, чтобы сокровища эти охранять — их надо открывать и показывать.

• Для рыбы нужна чистая вода — будем охранять наши водоёмы.
• В лесах, степях, горах разные ценные животные — будем охранять наши леса, степи, горы.
• Рыбе — вода, птице — воздух, зверю — лес степь, горы.

А человеку нужна родина. И охранять природу — значит охранять родину.

Ушинский К.Д.

Наше отечество, наша родина — матушка Россия. Отечеством мы зовём Россию потому, что в ней жили испокон веку отцы и деды наши.

Родиной мы зовём её потому, что в ней мы родились. В ней говорят родным нам языком, и всё в ней для нас родное; а матерью — потому, что она вскормила нас своим хлебом, вспоила своими водами, выучила своему языку, как мать она защищает и бережёт нас от всяких врагов.

Велика наша Родина-мать — святорусская земля! От запада к востоку тянется она почти на одиннадцать тысяч вёрст; а от севера к югу на четыре с половиною.

Не в одной, а в двух частях света раскинулась Русь: в Европе и в Азии…

1. Много есть на свете, и кроме России, всяких хороших государств и земель, но одна у человека родная мать — одна у него и родина.
2. Иван Шмелёв
3. Я с нетерпением поджидал лета, следя за его приближением по хорошо мне известным признакам.

Самым ранним вестником лета являлся полосатый мешок. Его вытягивали из огромного сундука, пропитанного запахом камфары, и вываливали из него груду парусиновых курточек и штанишек для примерки.

Я подолгу должен был стоять на одном месте, снимать, надевать, опять снимать и снова надевать, а меня повертывали, закалывали на мне, припускали и отпускали — «на полвершочка».

Я потел и вертелся, а за не выставленными ещё рамами качались тополевые ветки с золотившимися от клея почками и радостно голубело небо.

— Ну, и где у вас тут чего?..

И с таким видом выхватывал стамески из-за тесёмки грязного фартука, словно хотел зарезать. Потом начинал драть замазку и сердито мурлыкать под нос:

И-ах и тё-мы-най ле-со…

Да йехх и тё-мы-на-ай…

Я старался узнать, что дальше, но суровый маляр вдруг останавливал стамеску, глотал из жёлтой бутылочки, у которой на зелёном ярлычке стояло «политура», плевал на пол, свирепо взглядывал на меня и начинал опять:

Ах-ехх и в тёмы-на-ам ле…

Да и в тё… мы-ны-мм!..

И пел всё громче. И потому ли, что он только всего и пел, что про темный лес, или потому, что вскрякивал и вздыхал, взглядывая свирепо исподлобья, — он казался мне очень страшным.

Потом мы его хорошо узнали, когда он оттаскал моего приятеля Ваську за волосы.

Так было дело.

Маляр поработал, пообедал и завалился спать на крыше сеней, на солнышке. Помурлыкав про тёмный лес, где «сы-тоя-ла ах да и со-сенка», маляр заснул, ничего больше не сообщив. Лежал он на спине, а его рыжая борода глядела в небо.

Мы с Васькой, чтобы было побольше ветру, тоже забрались на крышу — пускать «монаха». Но ветру и на крыше не было. Тогда Васька от нечего делать принялся щекотать соломинкой голые маляровы пятки. Но они были покрыты серой и твердой кожей, похожей на замазку, и маляру было нипочём.

Тогда я наклонился к уху маляра и дрожащим тоненьким голосом запел:

И-ах и в тё-мы-ном ле-э…

Рот маляра перекосился, и улыбка выползла из-под рыжих его усов на сухие губы. Должно быть, было приятно ему, но он всё-таки не проснулся. Тогда Васька предложил приняться за маляра как следует. И мы принялись-таки.

Васька приволок на крышу большую кисть и ведро с краской и выкрасил маляру пятки. Маляр лягнулся и успокоился. Васька состроил рожу и продолжал. Он обвел маляру у щиколоток по зелёному браслету, а я осторожно покрасил большие пальцы и ноготки.

• Маляр сладко похрапывал — должно быть, от удовольствия.
• Тогда Васька обвёл вокруг маляра широкий «заколдованный круг», присел на корточки и затянул над самым маляровым ухом песенку, которую с удовольствием подхватил и я:
• Рыжий красного спросил:
• — Чем ты бороду лучил?
• — Я не краской, не замазкой,
• Я на солнышке лежал!
• Я на солнышке лежал,
• Кверху бороду держал!

Маляр заворочался и зевнул. Мы притихли, а он повернулся на бок и выкрасился. Тут и вышло. Я махнул в слуховое окошко, а Васька поскользнулся и попал маляру в лапы. Маляр оттрепал Ваську и грозил окунуть в ведерко, но скоро развеселился, гладил по спине Ваську и приговаривал:

— А ты не реви, дурашка. Такой же растёт у меня в деревне. Что хозяйской краски извёл, дура… да ещё ревёт!

С того случая маляр сделался нашим другом. Он пропел нам всю песенку про тёмный лес, как срубили сосенку, как «угы-на-ли добра молодца в чужу-далънюю сы-то-ронуш-ку!..». Хорошая была песенка. И так жалостливо пел он её, что думалось мне: не про себя ли и пел её? Пел и ещё песенки — про «тёмную ноченьку, осеннюю», и про «берёзыньку», и ещё про «поле чистое»…

Впервые тогда, на крыше сеней, почувствовал я неведомый мне дотоле мир — тоски и раздолья, таящийся в русской песне, неведомую в глубине своей душу родного мне народа, нежную и суровую, прикрытую грубым одеянием.

Тогда-то, на ранней моей поре, — впервые, быть может, — почувствовал я силу и красоту народного слова русского, мягкость его, и ласку, и раздолье. Просто пришло оно и ласково легло в душу. Потом — я познал его: крепость его и сладость. И всё узнаю его…

Иван Тургенев

Последний день июня месяца; на тысячу верст кругом Россия — родной край.

Ровной синевой залито всё небо; одно лишь облачко на нём — не то плывёт, не то тает. Безветрие, теплынь… воздух — молоко парное!

Жаворонки звенят; воркуют зобастые голуби; молча реют ласточки; лошади фыркают и жуют; собаки не лают и стоят, смирно повиливая хвостами.

И дымком-то пахнет, и травой — и дёгтем маленько — и маленько кожей. Конопляники уже вошли в силу и пускают свой тяжёлый, но приятный дух.

Глубокий, но пологий овраг. По бокам в несколько рядов головастые, книзу исщеплённые ракиты. По оврагу бежит ручей; на дне его мелкие камешки словно дрожат сквозь светлую рябь. Вдали, на конце-крае земли и неба — синеватая черта большой реки.

Вдоль оврага — по одной стороне опрятные амбарчики, клетушки с плотно закрытыми дверями; по другой стороне пять-шесть сосновых изб с тесовыми крышами. Над каждой крышей высокий шест скворечницы; над каждым крылечком вырезной железный крутогривый конёк.

Неровные стёкла окон отливают цветами радуги. Кувшины с букетами намалёваны на ставнях. Перед каждой избой чинно стоит исправная лавочка; на завалинках кошки свернулись клубочком, насторожив прозрачные ушки; за высокими порогами прохладно темнеют сени.

1. Курчавые детские головки торчат из каждого вороха; хохлатые курицы ищут в сене мошек да букашек; белогубый щенок барахтается в спутанных былинках.
2. Русокудрые парни, в чистых низко подпоясанных рубахах, в тяжёлых сапогах с оторочкой, перекидываются бойкими словами, опершись грудью на отпряжённую телегу, — зубоскалят.
3. Из окна выглядывает круглолицая молодка; смеётся не то их словам, не то возне ребят в наваленном сене.

Другая молодка сильными руками тащит большое мокрое ведро из колодца… Ведро дрожит и качается на верёвке, роняя длинные огнистые капли.

Передо мной стоит старуха-хозяйка в новой клетчатой понёве, в новых котах.

Крупные дутые бусы в три ряда обвились вокруг смуглой худой шеи; седая голова повязана жёлтым платком с красными крапинками; низко навис он над потускневшими глазами.

Но приветливо улыбаются старческие глаза; улыбается всё морщинистое лицо. Чай, седьмой десяток доживает старушка… а и теперь ещё видать: красавица была в своё время!

Растопырив загорелые пальцы правой руки, держит она горшок с холодным неснятым молоком, прямо из погреба; стенки горшка покрыты росинками, точно бисером. На ладони левой руки старушка подносит мне большой ломоть ещё тёплого хлеба. «Кушай, мол, на здоровье, заезжий гость!»

Петух вдруг закричал и хлопотливо захлопал крыльями; ему в ответ, не спеша, промычал запертой телёнок.

— Ай да овёс! — слышится голос моего кучера.

О, довольство, покой, избыток русской вольной деревни! О, тишь и благодать!

• И думается мне: к чему нам тут и крест на куполе Святой Софии в Царь-Граде, и всё, чего так добиваемся мы, городские люди?
• Иван Бунин
• Мы шли по большой дороге, а они косили в молодом берёзовом лесу поблизости от неё — и пели.
• Это было давно, это было бесконечно давно, потому что та жизнь, которой все мы жили в то время, не вернётся уже вовеки.
• Они косили и пели, и весь берёзовый лес, ещё не утративший густоты и свежести, ещё полный цветов и запахов, звучно откликался им.

Кругом нас были поля, глушь серединной, исконной России. Было предвечернее время июньского дня… Старая большая дорога, заросшая кудрявой муравой, изрезанная заглохшими колеями, следами давней жизни наших отцов и дедов, уходила перед нами в бесконечную русскую даль.

Солнце склонялось на запад, стало заходить в красивые лёгкие облака, смягчая синь за дальними извалами полей и бросая к закату, где небо уже золотилось, великие светлые столпы, как пишут их на церковных картинах. Стадо овец серело впереди, старик-пастух с подпаском сидел на меже, навивая кнут…

Казалось, что нет, да никогда и не было, ни времени, ни деления его на века, на годы в этой забытой — или благословенной — богом стране. И они шли и пели среди её вечной полевой тишины, простоты и первобытности с какой-то былинной свободой и беззаветностью.

Они были «дальние», рязанские. Они небольшой артелью проходили по нашим, орловским, местам, помогая нашим сенокосам и подвигаясь на низы, на заработки во время рабочей поры в степях, ещё более плодородных, чем наши.

И они были беззаботны, дружны, как бывают люди в дальнем и долгом пути, на отдыхе от всех семейных и хозяйственных уз, были «охочи к работе», неосознанно радуясь её красоте и спорости.

Они были как-то стариннее и добротнее, чем наши, — в обычае, в повадке, в языке, — опрятной и красивей одеждой, своими мягкими кожаными бахилками, белыми ладно увязанными онучами, чистыми портками и рубахами с красными, кумачовыми воротами и такими же ластовицами.

Неделю тому назад они косили в ближнем от нас лесу, и я видел, проезжая верхом, как они заходили на работу, пополудновавши: они пили из деревянных жбанов родниковую воду, — так долго, так сладко, как пьют только звери да хорошие, здоровые русские батраки, — потом крестились и бодро сбегались к месту с белыми, блестящими, наведёнными, как бритва, косами на плечах, на бегу вступали в ряд, косы пустили все враз, широко, играючи, и пошли, пошли вольной, ровной чередой. А на возвратном пути я видел их ужин. Они сидели на засвежевшей поляне возле потухшего костра, ложками таскали из чугуна куски чего-то розового.

1. Я сказал:
2. — Хлеб-соль, здравствуйте.
3. Они приветливо ответили:
4. — Доброго здоровья, милости просим!

Поляна спускалась к оврагу, открывая ещё светлый за зелёными деревьями запад. И вдруг, приглядевшись, я с ужасом увидел, что то, что ели они, были страшные своим дурманом грибы-мухоморы. А они только засмеялись:

— Ничего, они сладкие, чистая курятина!

Теперь они пели: «Ты прости-прощай, любезный друг!» — подвигались по берёзовому лесу, бездумно лишая его густых трав и цветов, и пели, сами не замечая того. И мы стояли и слушали их, чувствуя, что уже никогда не забыть нам этого предвечернего часа и никогда не понять, а главное, не высказать вполне, в чём такая дивная прелесть их песни.

Прелесть её была в откликах, в звучности берёзового леса. Прелесть её была в том, что никак не была она сама по себе: она была связана со всем, что видели, чувствовали и мы и они, эти рязанские косцы.

Прелесть была в том, что это было как будто и не пение, а именно только вздохи, подъёмы молодой, здоровой, певучей груди.

Пела одна грудь, как когда-то пелись песни только в России и с той непосредственностью, с той несравненной лёгкостью, естественностью, которая была свойственна в песне только русскому.

Чувствовалось — человек так свеж, крепок, так наивен в неведении своих сил и талантов и так полон песнью, что ему нужно только легонько вздыхать, чтобы отзывался весь лес на ту добрую и ласковую, а порой дерзкую и мощную звучность, которой наполняли его эти вздохи.

Они подвигались, без малейшего усилия бросая вокруг себя косы, широкими полукругами обнажая перед собою поляны, окашивая, подбивая округ пней и кустов и без малейшего напряжения вздыхая, каждый по-своему, но в общем выражая одно, делая по наитию нечто единое, совершенно цельное, необыкновенно прекрасное. И прекрасны совершенно особой, чисто русской красотой были те чувства, что рассказывали они своими вздохами и полусловами вместе с откликающейся далью, глубиной леса.

• Конечно, они «прощались, расставались» и с «родимой сторонушкой», и со своим счастьем, и с надеждами, и с той, с кем это счастье соединялось:
• Ты прости-прощай, любезный друг,
• И, родимая, ах да прощай, сторонушка! —
• говорили, вздыхали они каждый по-разному, с той или иной мерой грусти и любви, но с одинаковой беззаботно-безнадёжной укоризной.
• Ты прости-прощай, любезная, неверная моя,
• По тебе ли сердце черней грязи сделалось! —
• говорили они, по-разному жалуясь и тоскуя, по- разному ударяя на слова, и вдруг все разом сливались уже в совершенно согласном чувстве почти восторга перед своей гибелью, молодой дерзости перед судьбою и какого-то необыкновенного, всепрощающего великодушия, — точно встряхивали головами и кидали на весь лес:
• Коль не любишь, не мил — бог с тобою,
• Коли лучше найдёшь — позабудешь! —

Источник: https://www.tikitoki.ru/rasskazy-dlya-detey/luchshie-rasskazy-dlja-detej-o-rodine